ДЕТСКИЕ ОБРАЗЫ В РОМАНАХ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО («ИДИОТ», «БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ»)

IMAGES OF CHILDREN IN NOVELS BY F. M. DOSTOEVSKY («IDIOT», «BROTHERS KARAMAZOV»)

Аннотация: Данная статья предполагает рассмотрение образа ребенка в творчестве Ф. М. Достоевского на основе двух ключевых произведений: «Идиот» (1868 г.) и «Братья Карамазовы» (1880 г.). Работа направлена на определение природы и мотивов деятельности ребенка, его роли в художественном мире писателя.

Ключевые слова: Ф. М. Достоевский; детские образы; христианство; идеал; роман «Братья Карамазовы»; роман «Идиот».

Abstract: This article involves consideration of the image of the child in the work of F. M. Dostoevsky on the basis of two key works: «Idiot» (1868) and «Brothers of Karamazov» (1880). The work is aimed at determining the nature and motives of the child’s activity, his role in the artistic world of the writer.

Keywords: F. M. Dostoyevsky; child; Christianity; ideal; «Brothers Karamazov»; «Idiot».

Галерея детских образов довольно богато представлена на страницах многочисленных произведений Ф. М. Достоевского. Каждый маленький герой детально разработан и играет далеко не последнюю роль в общей картине литературного творения. Тема детства, раскрываемая на страницах романов, позволяет рассматривать их с точки зрения различных наук: психологии, педагогики, социологии, философии и т. д. Мы же обратимся к художественной составляющей данной темы и попробуем определить, почему же присутствие ребенка так важно в нравственной и философской направленности творчества Ф. М. Достоевского.

«...детей нельзя не любить. Да и как не любить их? Если уж перестанем детей любить, то кого же после этого мы сможем полюбить, и что станет тогда с нами самими? Вспомните тоже, что лишь для детей и для их золотых головок Спаситель наш обещал нам „сократить времена и сроки“. Ради них сократится мучение перерождения человеческого общества в совершеннейшее. Да совершится же это совершенство и да закончатся наконец страдания и недоумения цивилизации нашей!» [3], — читаем в «Дневнике писателя» за июль — август 1877 г. Нельзя не заметить, сколь доброе и ласковое отношение теплится в душе писателя относительно этих «золотых головок». Кто, как не дети — земные ангелы, обладающие душевной чистотой, естественностью, открытостью, целомудрием, честностью, могут послужить нравственным ориентиром для создания «положительно прекрасного человека». Здесь же он подкрепляет свою благую мысль обращением к «книге книг», где говорится о том, что человек только тогда будет достоин рая, когда вновь станет ребенком. «Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф 18:3) [1], — гласит одна из евангельских заповедей, и эта мысль, явно прослеживается в записи из «Дневника...». Детское начало — это явление, относящееся не только к возрасту, но к природе человеческой души, ее восприимчивости к добру и злу, к безгрешности, непосредственности, в конце концов, близости к Богу. Так, ребенок у Достоевского является образом, близким к христианскому идеалу. Он, как существо физически беззащитное и слабое, находится под совершенной защитой Бога-отца.

Знаменательно, что в текстах мы можем найти сравнения ребенка с маленькой птичкой. Например, князь Мышкин в романе «Идиот» говорит о них так: «О боже! когда на вас глядит эта хорошенькая птичка, доверчиво и счастливо, вам ведь стыдно ее обмануть! Я потому их птичками зову, что лучше птички нет ничего на свете» [4, с. 72]. Или в романе «Братья Карамазовы» старец Зосима призывает: «Будьте веселы как дети, как птички небесные [2, с. 323]».

Такое сравнение является аллюзией к речи Христа: «Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их» (Мф 6:26) [1]. Сопоставление с птицами говорит о покровительстве Бога над незащищенными и слабыми, теми, кто, отвергнув суетность и тщеславие, несет светлость и благость в мир.

На страницах романа упоминается и их отличительная черта — крылышки: «Они [дети], как птички, бились крылышками в ее окна и кричали ей каждое утро: „Мы тебя любим, Мари“» [4, с. 78]. В Библии мы находим трактовку этого символа. Птицы, обладающие крыльями — олицетворение совершенства, одухотворенности и высокой устремленности; лишенные же крыльев — символ нравственного падения, Божьей кары. Важно, что Святой дух также представляется в Библии в образе птицы (голубя), приносящей благую весть. Такая трактовка образа еще раз доказывает положительность природы ребенка, его нравственную возвышенность.

Стоит сказать, что на страницах романа мы можем наблюдать и довольно неприглядную сторону детской натуры, их опрометчивые и жестокие поступки. Вспомним вражду Илюши Снегирева и мальчишек из «...приготовительного класса» [2, с. 533]. Детские шутки переходят в унижения, драки и непримиримую вражду, вплоть до взаимных нападений: «Вот тут-то у них и начались баталии, о которых я страшно сожалею, потому что его, кажется, очень больно тогда раз избили. ... он вдруг встретил мой взгляд: что ему показалось — не знаю, но он выхватил перочинный ножик, бросился на меня и ткнул мне его в бедро, вот тут, у правой ноги. ... Потом слышу, в тот же день он бросался камнями и вам палец укусил...» [2, с. 535]. Причина того поведения Илюши вполне ясна, его нежная детская душа оскорблена, он не может смириться с унижением отца, принять несправедливости мира и потому пытается ответить этому миру жестокостью на жестокость, но его натура не справляется с этой задачей: «Но он другой раз не пырнул, он не выдержал, он сам испугался, бросил ножик, заплакал в голос и пустился бежать» [2, с. 535].

Показателен случай из жизни князя Мышкина, произошедший, когда он находился на лечении в Швейцарии. «Дети надо мной сначала смеялись, а потом даже камнями в меня стали кидать, когда подглядели, что я поцеловал Мари» [4, с. 72]. «Вот тут-то, особенно дети, всею ватагой, — их было человек сорок с лишком школьников, — стали дразнить ее и даже грязью в нее кидали» [4, с. 72].

На каждый из этих эпизодов можно посмотреть с позиции осуждения и недовольства поведением детей, и это будет справедливо. Но при рассмотрении данных ситуаций нельзя судить поверхностно. Как ни странно, но обе истории имеют вполне схожие развязки: ребята примиряются со своими лютыми врагами, но при помощи неких «посредников», которые будят в их душах ростки добра и сострадания. Детской восприимчивой натуре необходим учитель, наставник с добрыми намерениями, который откроет ей глаза на истину. Таковы воззрения князя Мышкина на систему воспитания и взаимодействия с детьми: «Ребенку можно всё говорить, — всё; меня всегда поражала мысль, как плохо знают большие детей, отцы и матери даже своих детей? От детей ничего не надо утаивать, под предлогом, что они маленькие и что им рано знать. Какая грустная и несчастная мысль! И как хорошо сами дети подмечают, что отцы считают их слишком маленькими и ничего не понимающими, тогда как они все понимают» [4, с. 71]. Сомнений в том, что ребенок примет сторону любви и праведности, не возникает, потому что по природе он добр и чист. Дальнейшие отношения с людьми выстраиваются по совершенно иному сценарию: они окружают объект (а затем и всех вокруг) заботой, беспредельной любовью и стремятся к полной самоотдаче, а все их действия направлены на преображение жизни другого. Такими наставниками для ребят стали в первом случае Алеша Карамазов, а во втором — князь Мышкин.

Благотворное влияние этих героев на ребят объясняется тем, что они сами, несмотря на свой возраст, «совершенные дети» [4, с. 78]. Живут они во всех и для всех, чувства личной обиды, зависти им не знакомы. Единство их натуры и сила моральных убеждений заключены в вере. Именно вера определяет их позицию по отношению к окружающим: чувство уважения к другим, взаимной ответственности за судьбу каждого, всеобъемлющее принятие и любовь не только к «дальнему», но и к «ближнему». Жить с Богом в душе — значит обрести подлинное смирение и спокойствие духа. Однако стоит заметить, что два эти героя не равны друг другу.

«Братия! не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни» (Кор. 14:20) [1], — таково послание апостола Павла к коринфянам. Оно гласит, что не стоит знать злобы и греха, как не знают их дети, но рассуждая, совершать лишь благодеяния — дела поистине добрые и бескорыстные.

Алеша Карамазов был по-своему мудр, он все-таки ощущал в своей натуре нечто «карамазовское», и потому размышления о причинах и следствиях вполне занимали его, несмотря на высокую духовную устремленность. «Людей он любил: он, казалось, всю жизнь жил, совершенно веря в людей, а между тем, никто и никогда не считал его ни простячком, ни наивным человеком» [2, с. 21], в то время как герой романа «Идиот» — князь Лев Николаевич Мышкин, — в одном разговоре сообщает следующее мнение о себе: «Шнейдер мне высказал одну очень странную свою мысль, ... он сказал мне, что он вполне убедился, что я сам совершенный ребенок, то есть вполне ребенок, что я только ростом и лицом похож на взрослого, но что развитием, душой, характером и, может быть, даже умом я не взрослый, и так и останусь, хотя бы я до шестидесяти лет прожил» [4, с. 78].

Профессор Шнейдер акцентирует внимание на том, что Мышкин — ребенок «совершенный», то есть и душой, и умом. Это значит, что главный герой не дает отчета своим действиям, поступает так, как ему подсказывает его природа, интуиция, сердце. Ко всему он относится слишком доверительно и во многом не понимает, какие опасности таит в себе мир, а если и понимает, то идет на эти муки и истязания подобно Христу, без оглядки на страх или личную выгоду, но во благо тех, кому эта жертва полезна или необходима. Сам же князь Мышкин отрицает подобную характеристику, но соглашается с тем, что единственно дети делают его счастливым: «Я очень смеялся: он, конечно, неправ, потому что какой же я маленький? Но одно только правда: я и в самом деле не люблю быть со взрослыми ... и я ужасно рад, когда могу уйти поскорее к товарищам, а товарищи мои всегда были дети, но не потому что я сам был ребенок, а потому что меня, просто, тянуло к детям» [4, с. 79]. Только рядом с ними он ощущает легкость и свободу: «Через детей душа лечится» [4, с. 72]. Здесь, в обществе детей, важны не те правила, которым следуют все «взрослые» в капиталистическом обществе, а душевная чистота, искреннее восприятие мира и стремление вобрать в себя как можно больше счастья, но только для того, чтобы потом поделиться им.

Эта трогательная наивность и необыкновенная проницательность позволяют герою «Идиота» находить среди тех, кто его окружает, близких по духу и внутреннему самоощущению людей. «Про ваше лицо, Лизавета Прокофьевна, обратился он вдруг к генеральше, — про ваше лицо уж мне не только кажется, а я просто уверен, что вы совершенный ребенок, во всем, во всем, во всем хорошем и во всем дурном, несмотря на то, что вы в таких летах. Вы ведь на меня не сердитесь, что я это так говорю? Ведь вы знаете, за кого я детей почитаю?» [4, с. 81]. Ее доброта и мягкость наивно и по-детски проступают через внешнюю вздорность и капризность поведения, что не скрылось от внимательных глаз князя Мышкина. Тут же он вновь подчеркивает свое трепетное отношение к детям и их возвышенность.

К сожалению, таких людей на страницах романов оказывается не так много. Чаще всего это детское, слабое и беззащитное подвергается нападению и притеснению, и речь идет не только о психологическом подавлении, но и о физическом. Тут дети выступают как мученики, принявшие на себя испытания. В связи с этим стоит вспомнить разговор братьев Ивана и Алеши Карамазовых, в котором Иван ставит глубоко нравственный вопрос об огромных страданиях этих незащищенных безгрешных душ. Приводя примеры жесточайшего обращения с детьми, он провозглашает великую истину о том, что вся обещанная гармония мира «...не стоит слезинки хотя бы только одного замученного ребенка» [2, с. 248]. Ребенок, претерпевший на земле, становится ангелом, «...ибо таковых есть Царство Небесное» (Мф 19:14) [1], а потому «...смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного» (Мф 18:10) [1], — назидательно звучит призыв Христа об общей любви и благоволении детям, потому что именно они являются предвестниками «золотого века» человечества.

Сообразно этому учению, Митя Карамазов, увидевший во сне голенькое, плачущее «дитё» [2, с. 508], понял недостойность прежней жизни и теперь «...пострадать хочет и страданием очиститься» [2, c. 510]. Принять на себя крестную муку за бедствование матери, за ее дитё, за свои прежние грехи и грехи всего человечества. Образ ребенка выступает здесь как ознаменование перерождения души, ее нравственного воскресения, прощения и веры.

Такая трактовка отсылает нас прежде всего к эпизоду из романа «Идиот» о болезни Мари и ее последних днях жизни. Окруженная заботой детей, она вновь ощутила радость жизни, освобождение: «Через них она [Мари] забыла свою черную беду, как бы прощение от них приняла, потому что до самого конца считала себя великою преступницей» [4, с. 78]. «Через них, уверяю вас, она умерла счастливая» [4, с. 78]. Сила их нежных ангельских сердец помогла очистить душу несчастной от постоянной тяжести предполагаемого греха.

Пример подобного влияния мы видим в одном из писем Настасьи Филипповны к Аглае. Она пишет следующее: «Христа пишут живописцы всё по евангельским сказаниям; я бы написала иначе ... . Я оставила бы с ним только одного маленького ребенка. Ребенок играл подле него; может быть, рассказывал ему что-нибудь на своем детском языке, Христос его слушал, но теперь задумался; рука его невольно, забывчиво осталась на светлой головке ребенка. Он смотрит вдаль, в горизонт; мысль великая, как весь мир, покоится в его взгляде; лицо грустное. Ребенок замолк, облокотился на его колена, и подперши ручкой щеку, поднял головку и задумчиво, как дети иногда задумываются, пристально на него смотрит. Солнце заходит... Вот моя картина! ... Я скоро умру» [4, с. 475].

Считающая себя грешницей Настасья Филипповна чувствует близость смерти. Она размышляет об образе Христа и приходит к выводу, что на собственной картине хотела бы видеть с ним рядом не апостолов, а Ребенка как символ невинности, верности и спокойной доверчивости. Хотя здесь не прямо показан мотив прозрения, но он даёт нам ключ к пониманию характера героини. Это картина мук ее совести, стремление к спасению и духовному преображению.

Здесь же уместны будут слова старца Зосимы: «Деток любите особенно, ибо они тоже безгрешны, яко ангелы, и живут для умиления нашего, для очищения сердец наших и как некое указание нам» [2, с. 322].

Важным смыслообразующим элементом для определения природы и роли детских образов в поэтике Ф. М. Достоевского является один из ключевых эпизодов романа «Идиот», который подводит нас к пониманию сущности христианства. Князь Мышкин рассказывает Рогожину об одной встрече, которая надолго засела в его памяти. Он, встретивший женщину с ребенком на руках, заметил, как она набожно крестится при неожиданно появившейся на устах ребенка улыбке. Перекрестившаяся мать объяснила свое воодушевление: «...точно так, как бывает материна радость, когда она первую от своего младенца улыбку заприметит, такая же точно бывает и у Бога радость, всякий раз, когда он с неба завидит, что грешник пред ним от всего своего сердца на молитву становится» [4, с. 230]. Таким образом, покаяние человека и улыбка ребенка представляются как некое просветление, озарение. Князь Мышкин продолжает эту мысль: «Это мне баба сказала, почти этими же словами, и такую глубокую, такую тонкую и истинно религиозную мысль, такую мысль, в которой вся сущность христианства разом выразилась, то есть всё понятие о Боге как о нашем родном отце и о радости Бога на человека, как отца на свое родное дитя, — главнейшая мысль Христова!» [4, с. 230].

Это заключение приводит нас к выводу, что в художественном мире Ф. М. Достоевского происходит сближение детей и детей Божьих. В понятие «дети Божьи» входят и взрослые, избравшие путь смиренной любви, праведности и духовной чистоты, и вообще все люди, стремящиеся к очищению. Радость Бога заключается в том, что человек, по природе своей добрый и искренний, возвращается к своим истокам, к идеалу детской непосредственности.

Библиографический список

1. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Перепечатано с Синодального издания. — Изд. 2-е. — М., 1988.

2. Достоевский, Ф. М. Братья Карамазовы : роман / Ф. М. Достоевский. — М. : АСТ, 2018. — 784 с.

3. Достоевский, Ф. М. Дневник писателя. 1877 / Ф. М. Достоевский // Полное собрание сочинений : в 30 т. — Т. 25. — М., 1983.

4. Достоевский, Ф. М. Идиот : роман / Ф. М. Достоевский. — СПб. : Азбука : Азбука-Аттикус, 2018. — 640 с.

5. Иванов, В. В. Образ Богомладенца в творчестве Достоевского (рассказы «Мальчик у Христа на елке» и «Сон смешного человека») / В. В. Иванов // «Педагогія» Ф. М. Достоевского : сборник статей. — Коломна : КГПИ, 2003. — С. 42–52.

6. Кулакова, Е. Е. Детское начало и образ князя Мышкина в художественном мире романа Ф. М. Достоевского «Идиот» / Е. Е. Кулакова // Проблемы истории, филологии, культуры. — 2009. — № 4 (26). — https://cyberleninka.ru/article/n/detskoe-nachalo-i-obraz-knyazya-myshkina-v-hudozhestvennom-mire-romana-f-m-dostoevskogo-idiot (дата обращения: 29.04.2020).